Английский крестьянин Фом Парра дожил до 152 лет, питаясь только растительной пищей. Вступил во второй брак в 120 лет, имел сына, который умер в 127 лет. Узнав о таком долгожителе, Карл I пригласил крестьянина ко двору, где тот сразу же скончался от употребления непривычной для него пищи и вина.
Говорят, что конец июля - далеко не самое лучшее время для посещения Индии, в особенности ее больших городов. Наши первые впечатления подтверждают это мнение со всей очевидностью. Если кто не знает, что такое ностальгия в ее крайнем, физиологическом выражении - поезжайте в Индию в середине лета: четверти часа в центре Дели вполне достаточно для того, чтобы дождливый и промозглый ноябрьский Петербург стал представляться землей обетованной. Ослепительно белый, зависший в зените, кружок солнца, методично выжигал и выжаривал привокзальную площадь; продавец кокосовой мякоти толкал перед собой плоский дощатый щит на двух огромных скрипучих колесах с деревянными спицами, пробираясь между лотками и навесами и кропя водой из лейки свой увядающий, разложенный на досках, товар; черный и тощий как грабли велорикша, оставив свой трехколесный "экипаж" мочился на облицованный яично-желтым кафелем закуток между передвижным, закопченным, воняющим прогорклым маслом, котлом пышечной, и сувенирной лавкой, сияющей тусклым дешевым блеском. За окнами машины в пыльном мареве проплывали смуглые усатые лица стражей порядка, вооруженных тяжелыми карабинами слоновьего калибра; приникали к стеклам сморщенные, покрытые каким-то серым свалявшимся репейником физиономии нищих; мелькали в толпе темные, туго завернутые чалмы сикхов; тряслись навстречу потные, измученные зноем и поисками седоков вело- и моторикши; худая серая корова, уткнувшись мордой в кучу мусора у стены, меланхолично двигала скулами, размочаливая в челюстях мятую газету.
Наш водитель, усатый худощавый индиец, пробирался в этом потоке с ловкостью автомобильного слаломиста, деликатно подрезая соседей и до миллиметров вписываясь в пространство между переполненным маршрутным автобусом и сереньким лопоухим ишачком, запряженным в ветхий миниатюрный фургончик, составленный из отработанных рекламных щитов.
Гид, обернувшись к нам вполоборота, смуглой ладонью указывал на щербатые фризы и колонны громоздких архитектурных монстров, возведенных методичными британцами в период расцвета колониальной эпохи - начало ХХ века - и пустынный, одичалый вид этих строений с выбитыми стеклами почему-то вызвал в моей памяти образ роскошной декорации, возведенной для съемок монументального полнометражного сериала и брошенной после окончания работы. Машина останавливалась, гид распахивал дверцу. За редкой железной решеткой в раскаленном лиловом мареве плыли и расслаивались тяжелые монументальные пропорции президентского дворца; ступенчатая терраса широкими уступами вела от придворной площади к месту кремации Махатмы Ганди - квадратной (прим. 70х70 м) площадке, огороженной высокой каменной стеной. При входе снимаем обувь, идем босиком по горячим, вымощенным камнем, дорожкам. Гранитная плита, вечный огонь, прикрытый прозрачным плексигласовым колпаком. - Здесь его кремировали, - говорит наш гид, - пепел развеяли над священными реками: Индом, Гангом, Джамуной. - А народ стоял и смотрел? - Да, - отвечает гид. И начинает говорить о Махатме Ганди. О том, что он бродил по дорогам как простой дервиш, в рубище, опираясь на посох. Учил, проповедовал. Говорил, что высшие достижения технического прогресса не принесут счастья индийскому народу, что человек должен работать руками, прибегая к услугам машин и механизмов лишь в самом крайнем случае.
Потом, путешествуя по Индии, мы увидим все это, увидим мешковатые чучела на лесах строящихся зданий, женщин, одетых в переливающиеся всеми цветами радуги сари и поднимающих на эти леса подносы с кирпичами. В Махабалипураме, небольшом поселке на берегу Бенгальского залива, я попробовал сфотографировать одну из них, но она, придерживая одной рукой установленный на голове поднос с восемью (два пуда как минимум) кирпичами, выставила перед объективом раскрытую ладонь. Прислуга отеля, в котором мы остановились, вручную стирала белье постояльцев. Стоила эта услуга две рупии за одну вещь. 1 доллар - 35 рупий. Глядя на усердие этих мальчишек, мы спросили у администратора Рамеша, почему гостиница не обзаводится стиральной машиной - неужели для них это дорого? - Нет, - ответил Рамеш, - мы вполне можем позволить себе такое приобретение, но чем мы тогда займем наш персонал? Я тоже начинал с ручной стирки, уборки, прошел все, и теперь могу выполнить любую работу: сделать проводку, поджарить рыбу на решетке для посетителей нашего ресторана, отремонтировать мотоцикл на нашей прокатной станции.